 | АЛЕКСАНДР ОБРАЗЦОВ Отцовская жилка Часть4 |
БИЛЛ. Мила меня сводит с ума. Я от нее тащусь.
ПЕРСИДСКАЯ. Не уходите от вопроса, Билл! Вы хотите в Миле спрятать свое глубокое сомнение в западных ценностях. Вас полностью распропагандировали.
БИЛЛ. Я хочу спрятать в Миле...
ХАРИТОНОВ. Я сейчас выкину тебя, Билл, с восьмого этажа.
Входит Лазарь Моисеевич.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Пора ужинать. Я давно хочу кушать.
Уходит.
ПЕРСИДСКАЯ. Никогда не видела его таким возбужденным. Жора, может быть, вы возьмете Милу себе?
ЛИФУШИ. Мы с Милой друзья. А Агафон мой учитель жизни. Когда я думаю о возможном, я тут же перевожу это в невозможное.
ХАРИТОНОВ. Молодец, Жора. Прошу тебя, научи этому Билла, и ты сохранишь фронтовое братство, которому больше полувека.
ЛИФУШИ. Это несложная техника. Но надо пропитаться духом чаньбуддизма. Боюсь, что заокеанские господа полностью лишены способности расслабления. Посмотрите, ему лет сто сорок, а он извивается от такого пустяка, как женская линия. Надо трезво представить себе, Билл, что любая из женских линий (подходит к Миле, показывает на ней линии) будь то линия шеи - здесь особенно волнует вид сзади в три четверти, когда видны опущенные ресницы и нежные завитки, если волосы небрежно убраны узлом вверх, так и хочется впиться иногда даже зубами в этот переход от шеи к плечу и предгрудью, над ключицей, которая у женщин так трогательна, как у курочек. Здесь, я скажу, наименее сильная из женских линий. Проще всего отвести глаза и задуматься о футболе, представив себе таблицу розыгрыша и шансы своей команды в ближайших играх. Если это не получается и глаза отвести невозможно, их надо закрыть. Тогда начинают подступать воображение и запахи. Надо сказать, что женщины пахнут иногда даже более опасно, чем смотрятся. Я не скажу, что в этот момент надо понюхать валерьянку - это, кстати, еще и оздоровляет организм - но с закрытыми глазами вполне доступно сделать пару шагов назад и при этом наткнуться на стул и упасть. Боль падения мгновенно снимет надвигающийся симптом вожделения. Пойдем дальше. Летом женщины как бы проветриваются и делают в своих кофточках, платьях и даже свитерах глубочайшие вырезы. Иногда им достаточно просто чуть склонить голову и перед нашими глазами вырастает - Мила, сделай вид, что ты что-то уронила - вот, видите, здесь образуется такой многомерный пейзаж, что человека буквально валит с ног. Здесь и два предгрудья, которые значительно сильнее самих грудей с сосками, здесь и значительно более нежная кожа, чем на открытых участках тела, которая как бы светится изнутри, из какого-то загадочного источника или, вернее, некой светоносной пещеры, и самое страшное испытание для взгляда - лощина, которая сжимается в глубину. Кажется, что она спускается в полную неизвестность, наполненную чудовищным наслаждением, хотя на самом деле там груди смыкаются и тут же размыкаются к диафрагме и к довольно соблазнительному, но совсем не смертельному межреберному пространству. Что мы делаем, если перед нами раскидывают сад грудей? Ну, во-первых, мы используем два предыдущих способа, я имею в виду отвод глаз и их закрытие. Но надо отдавать себе отчет в том, что этого может оказаться недостаточно. Иногда даже падение не снимает желания запустить в этот вырез свою правую руку. Меня и многих моих предков постоянно удивляла необходимость сжимания и разжимания пальцев при этом. Вы как бы накачиваете какой-то мяч, два мяча! И вам кажется, что даже шестирукий Шива создан именно для шести различной спелости грудей!.. Да... Мила, ты вернись в исходное положение, так долго нельзя это наблюдать безнаказанно. Спасибо. Итак, что здесь можно противопоставить еще? Здесь может помочь только сознательно причиненная боль. Самый простой способ это подойти к стене и несколько раз ударить ее лбом.
ПЕРСИДСКАЯ. Вы представляете, как Билл сознательно ударит себя о стену? Я не представляю.
ЛИФУШИ. У Билла есть много технических приспособлений для этого. Можно прикусить себе палец щипчиками для раскалывания орехов. Ну и - многое другое. У них производство тут же реагирует на запросы рынка. А мы переходим к наиболее распространенной и загадочной из женских линий - линии женского зада. Зад у женщин постоянно на виду. Создается впечатление, что уходя от нас, женщина таким способом бросает в нас гарпун. Когда мы уже расслабились и как бы даже произнесли какое-то "пронесло, господи", как тут же перед нами открывается картина этого коромысла. Причем здесь нет какой-то динамики или тайны тесных долин, которые присутствуют практически во всех женских линиях, совсем нет. Две, можно сказать, подушки ходят вверх-вниз, трутся друг о дружку и перемалывают при этом нашу волю в мук'у. Я не прошу Милу пройтись только по причине избытка впечатлений. Нельзя перегружать себя переживаниями. А поэтому основным способом борьбы с женскими линиями является постоянная озабоченность. Нельзя, ни в коем случае нельзя уходить от жизни и думать: а не покачаться ли мне без мыслей на волнах, надвинув шляпу на нос? Тебя тут же сметет ураган. Любая проходящая красотка подцепит тебя крючком за брючину и понесет за собой в связке с прочими бездельниками. Нет: политика, бизнес, литература, бандитизм, экстремальный спорт - и ни минуты расслабления! Вы понимаете, Билл? На вас нацепили ватник, воткнули в валенки и вы лишились озабоченности. Вам уже не хочется вспоминать свои встречи с Линкольном и Джефферсоном, вам уже кажется, что без Милы ваши двести сорок лет были пресными...
БИЛЛ. Но почему вы прекратили про женские линии? Там еще много...
ЛИФУШИ. Потому что народ ждет от Милы другого.
ПЕРСИДСКАЯ. Я ловлю вас, Жора, на противоречии. Вы говорили о том, что американцы не способны расслабляться, и тут же вы заявляете, что расслабляться нельзя ни на миг. Хотя я очень высоко оцениваю ваше понимание женского как императива.
ЛИФУШИ. Никакого противоречия. Я говорил о способности расслабиться лишь в случае опасности, например, вдруг она ловит вас на том, что мгновенно поднимает юбку и начинает манипуляции с чулком... Не надо, Мила, я же просил!.. и тогда вы должны уметь расслабиться и выскользнуть из ее восхитительной пасти.
БИЛЛ. Чего ждет от Милы народ? При чем здесь народ? У меня достаточно денег...
ЛИФУШИ (подходя к окну и отдергивая штору). Вот, Билл, чего ждет народ от Милы. Включайте трансляцию.
Мила включает. Слышится морской голос толпы женского звучания.
ЛИФУШИ. Ну, Мила, с богом! От тебя зависят судьбы Родины.
МИЛА (берет текст речи и подходит к микрофону, ее голос
возвращается гулким эхом). "Дорогие граждане женщины! Сексуальная революция, о необходимости которой мечтали многие поколения русских революционеров - свершилась! Мы прошли трудное десятилетие восстановления своих способностей. Теперь мы с полным правом можем назвать себя женщинами. Мы умеем все. Наши способности к наслаждению совсем не уступают способностям великих людей прошлого, как-то: царицы Савской, Клеопатры, Данаи и других. Больше того, в технологиях мы их превзошли благодаря достижениям великих мужчин: Эдисона, братьев Люмьеров и изобретателя радио Попова. (Шквал оваций.) И в чем же смысл нашего пребывания на Земле? В наслаждениях? Да, и в наслаждениях. Но основной смысл нашей жизни... ну? хором!.. (Слышится громовое "ДЕТИ!!!") Правильно! У каждой из нас должна быть своя Муська. И совершенно безразлично, с краником она или с пирожком. Наша Родина необъятна и так же требует оплодотворения, как каждая из нас. Так неужели мы оставим в буреломах и запустении ее неоглядные дали? Родим для Родины! Слава труду!"
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
Персидская вяжет, Лазарь Моисеевич ходит из угла в угол.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ (остановившись). Кому ты вяжешь?
ПЕРСИДСКАЯ. Муське, ты же знаешь. Что тебя гнетет?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Почему ты снова все обо мне знаешь?
ПЕРСИДСКАЯ. Потому что глупые вопросы задаются или дураками - такого подозрения я не могу позволить в отношении тебя - или в стремлении вырваться из какого-то наваждения. Наваждения мужчины твоих лет бывают двух типов. Первый тип - неудачная жизнь. Это случается ночью или на рассвете, в бессонницу...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Про второй тип можешь не говорить. ПЕРСИДСКАЯ. Можно и не говорить, но лучше проанализировать. Тебе же лучше.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Чем?
ПЕРСИДСКАЯ. Тем, что ты как бы легализуешь свои мечты о молоденьких бабенках. А там как-нибудь и придумаем что-то сообща.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Ты с ума сошла!! Ваша семья помешалась на сексе!
ПЕРСИДСКАЯ. Неправда. Я, как ты знаешь, практически фригидна, и ты, со своей робостью и деликатностью, во мне этого не прекратил. А папа больше озабочен был судьбой страны. При этом, конечно, значительно возрастала вероятность успешного зачатия, если объект был сексульно привлекателен...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Мне иногда кажется, что я сейчас проснусь! Но мне все больше лет, а пробужденья нет и нет!
ПЕРСИДСКАЯ. "Но мне все больше лет, а пробужденья нет и нет"... Лазарь, это прекрасно. В этих словах ты весь. И пусть я фригидна, я нисколько не сожалею. Зато у нас духовные отношения и никаких следов насилия. Мы как голуби, прилетевшие из прежних веков.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Так вот: я вынужден тебя разочаровать, я не думал о бабенках.
ПЕРСИДСКАЯ. Тем лучше.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Это я к вопросу о твоем всезнании. О том, что ты в курсе всего, что у меня творится в голове. Ан нет! Все мимо и мимо!
ПЕРСИДСКАЯ. Чему ты радуешься? Я не хотела тебя расстраивать. Мне казалось гуманным направить твои мысли даже в эту похабную сторону. Только бы ты не надрывал себя по поводу своего происхождения.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я не похож на него! Ничем!
ПЕРСИДСКАЯ. Успокойся. Сын Яков тоже был тихий, скромный, вместивший всю вину отца и искупивший ее своей смертью. Хотя бы для себя. А Жора уже другой. Он аналитик, в отличие от отца Милы...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Жора - бандит!
ПЕРСИДСКАЯ. Он похож на благородного итальянского разбойника из романов Стендаля.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Он тебе сразу понравился!
ПЕРСИДСКАЯ. Постыдись! Ведь он твой китайский брат!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. И письма из зоны он пишет тебе одной!
ПЕРСИДСКАЯ. Там всегда есть привет тебе лично.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. А как тебе не стыдно было ревновать меня к Миле! Она моя племянница, по вашему древу!
ПЕРСИДСКАЯ. Порочная семья. Не случайно вы стремились к кровосмешению.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я не понимаю одного, как ты, будучи фригидной, все разговоры переводишь на эту тему?
ПЕРСИДСКАЯ. Я только тебе подыгрываю. Мы, Лазарь, по-своему уникальны. Ты весь горишь, но смиряешь свои безумства, а я наоборот, совершенно спокойна и величава, как летний день, но постоянно ищу грозу. В последний год я читаю только Державина и Ломоносова. Девятнадцатый век мне гадок.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. При чем здесь это? Твой отец получил восемь лет за банальный грабеж, а тебе, видите ли, гадок девятнадцатый век. Очнись.
ПЕРСИДСКАЯ. Мой папа - дитя восемнадцатого века. Емельян Пугачев тоже был недоволен переделом собственности и тоже пострадал за простых людей. А ты, Лазарь, никогда не решился бы на такой шаг.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Конечно! Я уважаю закон!
ПЕРСИДСКАЯ. Какой закон? Закон мародеров, желающих закрепить кровавые преступления?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Пусть так, черт бы их побрал! Иначе вся эта планета разорвется на куски!
ПЕРСИДСКАЯ. И пусть! зато победит правда!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Звонили.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты о чем?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. В дверь звонили!
ПЕРСИДСКАЯ. Не уходи от темы!
Звонок. Персидская идет открывать. Возвращается с Милой, которая совершенно американизировалась.
МИЛА. Хэлло. Где моя Муська?
ПЕРСИДСКАЯ. Там.
Мила уходит к Муське.
ПЕРСИДСКАЯ. А? Как тебе? Сердце екнуло?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я разведусь с тобой и уеду жить в Иерусалим.
ПЕРСИДСКАЯ. С какой стати. Там и так уже не осталось евреев.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Какие-то остатки веры... прежних убеждений и надежд... Мы прожили вместе двадцать шесть лет и оказались чужими.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты всерьез? Ты всерьез подумал о том, чтобы уйти? От меня? У которой сердце остановится, когда ты переступишь порог?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Если бы мне знать абсолютно точно, что ты при этом не смеешься.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты меня убиваешь.
Входит Мила.
МИЛА. Спит. (Пауза.) Эй! Вы что?
ПЕРСИДСКАЯ. Мила. Пошла бы ты на хер.
МИЛА. Здорово вы тут продвинулись, пока я жила в Чикаго.
ПЕРСИДСКАЯ. И зачем ты вернулась? Что, Билл наконец-то богу душу отдал?
МИЛА. По Муське соскучилась.
ПРОДОЛЖЕНИЕ