 | АЛЕКСАНДР ОБРАЗЦОВ Отцовская жилка Часть5 |
ПЕРСИДСКАЯ. Надо же. Целых три года соскучивалась.
МИЛА. Три года я наживала богатство.
ПЕРСИДСКАЯ. Тебе что, Билл не дает ни цента?
МИЛА. Я зарабатывала на выкуп Агафона и Жоры.
ПЕРСИДСКАЯ. Что-о?!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Чудесный шаг! Благородный!
МИЛА. За пятьсот тысяч зеленых здесь можно выкупить черта.
ПЕРСИДСКАЯ. Я понимаю, это благородно... Так ты ехала с этой мыслью или там созрела?
МИЛА. Как только их взяли, я потратила все деньги, которые мне платил Агафон за Муську. Эти подонки брали молча. А потом потребовали натурой. Я им показала голый зад. Они наверно до сих пор стоят с открытым ртом и поднятым членом.
ПЕРСИДСКАЯ. Но почему? Что для тебя этот китаец и этот старик?
МИЛА. Ты не поймешь. Это мои друзья.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я тоже хочу быть твоим другом, Мила!
МИЛА. Пожалуйста. Если разрешит Агафья Агафоновна.
ПЕРСИДСКАЯ. Мила, я уже сказала тебе - пошла бы ты на хер. Лазаря я тебе не отдам.
МИЛА. У тебя чувство собственности как у акулы. Ты не можешь даже сохранить дорогое существо. Ты его тут же сожрешь.
ПЕРСИДСКАЯ. У меня!? У меня, которая всю жизнь в рабстве у своего папочки, великовозрастного плейбоя, которая долгие десятилетия не может раскачать своего мужа на постельную сцену...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Так тебе это было нужно!?
ПЕРСИДСКАЯ. А ты как думал?!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. И двадцать шесть лет я держал свой пыл в кулаке? Немедленно за мной!
Тащит Персидскую за руку в свою комнату. Та, правда, упирается лишь для того, чтобы видеть изумление Милы. Исчезают.
МИЛА. Класс.
Звонит мобильник.
МИЛА. Алло... Билл, я на Родине, поэтому совершенно здорова... Я знаю, что тебе скучно. Впереди у тебя долгая жизнь. Пора жить самостоятельно... Нет, Агафон еще сидит... И Жора... Ничем ваш конгресс помочь не сможет, вы только обозлите лагерное начальство... Да не нужны им ваши инвестиции! Им вообще никто в мире не нужен! Они счастливы от всего на свете: от нищеты и мотовства, от воздержания и разврата, от вырубок лесов и монастырской жизни, от болезней, от несправедливости, от капусты, от грибов, от неблагодарных детей, от славы, от одиночества, от кирзовых сапог, от злых чеченцев, от лесных дорог, от обложных дождей, от Чехова, от похмелья и западной шмотки! Они спят, как дети! И тебе я того же пожелаю, дурачок!
Отключает мобильник. Идет в прихожую, приносит две большие сумки. Начинает распаковывать их, с любовью осматривая каждое платье, кухонные приспособления, косметику.
Звонок в квартиру. Мила идет открывать. Восклицания.
Входят Мила, Харитонов и Лифуши.
МИЛА. Ну вот, сэкономила пятьсот тысяч. Кто вас отпустил раньше времени?
ЛИФУШИ. Народ надавил. Обложили зону тройным кольцом. Женщины бросались на колючую проволоку. Двое автоматчиков стреляли себе в ноги. Зам по режиму ушел в монахи. Много чего было. Приехал вице-премьер, хотел взять с нас подписку о прекращении налетов на банки, где контрольный пакет государственный.
МИЛА. И вы?..
ЛИФУШИ. Мы отказались.
МИЛА. Класс. Ты что, Агафон, такой молчаливый? Утомился?
ХАРИТОНОВ. Ревную.
МИЛА. Правильно делаешь. За полмиллиона долларов надо было поработать.
ХАРИТОНОВ. Как ты могла!
МИЛА. Да я нефтью торговала, дурак!
ХАРИТОНОВ. Мила!
ЛИФУШИ. Мне не нравится, что вы такие чувствительные. Пора быть сдержанней, Агафон. Тебе уж скоро девяносто.
МИЛА. Ничего. Мне нравится, когда он ревнует.
ЛИФУШИ. Я придумал тебе новую роль, Мила.
МИЛА. Рождаемость в стране за три года поднялась в полтора раза.
ЛИФУШИ. Молодец. Но у нас вырос вопрос качества.
МИЛА. Что есть. Чем тебе Муська не угодила?
ЛИФУШИ. Муська хороша. Но народ бросился рожать как-то неразборчиво. Бездушно как-то. Как-то деловито, что ли. Вздохи исчезли, взгляды исподтишка. Ну что это, появились объявления в газетах: рожу от приличного человека.
МИЛА. Ну и что? Мы с Агафоном...
ЛИФУШИ. Агафон - это особый случай! Это идеологический Геракл! У него любая родит качественно!
МИЛА. Ну, Жора, я не ожидала. Спасибо.
ЛИФУШИ. Да! Но ты не любая. Ты тоже была идеологическим Гераклом проституции! А кем ты стала после его филигранной работы?
МИЛА. Кем?
ЛИФУШИ. Кем? Ты стала фамильной драгоценностью, семейным амулетом, народной мамой. А я предлагаю усложнить задачу. Я предлагаю тебе снова стать проституткой.
МИЛА. Вот так ни фига себе.
ХАРИТОНОВ. Георгий, здесь восьмой этаж.
ЛИФУШИ. КАК БЫ проституткой, понимаете? Надо всколыхнуть общество! Ведь почему мы снова станем грабить государственные банки? Потому что только в этом случае они вынуждены будут пойти на передел собственности в пропорции один человек - одна доля!.. И когда символ народной семьи, Мила, последняя внучка тирана, снова пойдет по рукам - народ вздрогнет! Он не захочет терять символы! Миллионы женщин рожают, глядя на портрет Милы! И что? Они должны плюнуть в свое прошлое? Да ни за что в жизни! Они спросят у Милы: почему ты ушла от Агафона, героя переправы через Вислу? А она ответит: потому что нет в жизни счастья. Потому что я хочу жить по справедливости, а не по лжи...
ХАРИТОНОВ. Жора, ты обчитался.
МИЛА. Не хочу я снова быть проституткой! И не проси! Это же кого попало в себя запускать, чтобы он там ворочал...
ЛИФУШИ. Мила, зачем ты всегда привлекаешь физиологию? Сказала о моральных проблемах - и точка.
МИЛА. Не пойму, чего ты хочешь.
ЛИФУШИ. Мира во всем мире. И пусть Агафон докажет наши родственные связи. Я устал от глобализма.
ХАРИТОНОВ. Я тебе уже говорил: генерал Влнаосик...
ЛИФУШИ. Какой еще Влнаосик? У тебя что, дефект речи?
ХАРИТОНОВ. Какой-то один из двух! Я поэтому и объединяю
их, потому что не знаю точно, который. Или Власик, или Носик. Мне так сказали надежные люди из внешней разведки. И акушерка Таиса Дмитриевна подтвердила.
ЛИФУШИ. Но доказательства?
ХАРИТОНОВ. Тебе не хочется быть его сыном?
ЛИФУШИ. Допустим.
ХАРИТОНОВ. Тогда я властью данной мне объявляю тебя обычным Жорой Лифуши. Меня моя дочь Агафья постоянно упрекала в недостатке академического образования. И я защитил докторскую на тему "Влияние родословной на поведенческие стереотипы". В чем раскаиваюсь. Лучше бы я продолжал быть простым народным мстителем. Ты обычный человек, Жора. Прости старика.
ЛИФУШИ. Но это опасно. Тогда я по-другому стану относиться к Миле.
ХАРИТОНОВ. Это твое дело.
МИЛА. И я тоже обычная?
ХАРИТОНОВ. А ты хочешь быть обычной?
МИЛА. Не знаю.
ХАРИТОНОВ. Тогда поедем жить в деревню.
МИЛА. Зачем?
ХАРИТОНОВ. Хочу сидеть на завалинке и смотреть как гуси летят на юг. Как подрастают сосны. Как подбирается болото к околице. Как стареет солнце.
МИЛА. Я там со скуки умру.
ХАРИТОНОВ. Не умрешь. Ты будешь смотреть, как я борюсь со временем. Ты такого больше нигде не увидишь.
МИЛА. Зачем? Все равно ты проиграешь.
ХАРИТОНОВ. Это неизвестно, Мила. Этого никто не знает. Но я буду очень стараться.
МИЛА. А Жора?
ХАРИТОНОВ. А Жора будет нам писать. И Билл будет нам писать. И Лазарь. А потом ты наденешь все черное. Но это еще нескоро. Всех своих сыновей ты будешь приводить ко мне, чтобы я мог видеть, как они растут. А потом и ты сойдешь ко мне. И когда уже никто не будет нас вспоминать, мы тихо и медленно отчалим далеко-далеко. И только иногда, один раз в миллион лет, мы будем прилетать в эту часть Вселенной, чтобы вспомнить сегодняшний вечер... Ну? Ты остаешься или едешь со мной?
МИЛА. Я еду.
Харитонов и Мила уходят.
Лифуши достает из комода крупнокалиберный пулемет и долго салютует им в окно трассирующими очередями, иногда швыряя петарды. Приходят Персидская и Лазарь Моисеевич. Вывешивают белый флаг. Загорается экран, Билл читает с экрана текст американской конституции.
Звучит музыка, реют голуби, пахнет свежескошенным сеном и дымом с огородов.
Конец.